Всеволод Овчинников, обозреватель "Российской газеты"

Вряд ли есть еще в мире народ, чей родной язык, и прежде всего письменность, оказывают столь большое влияние на национальный менталитет, на формирование человеческой личности. Дело не только в том, что заучивание иероглифов отнимает у китайских детей по крайней мере втрое больше времени, чем правописание у школьников в других странах.

По личному опыту знаю, что китайская грамота, которой я занимался по восемнадцать часов в неделю в Военном институте иностранных языков, сделала меня другим человеком. В школе мне удавалось быть круглым отличником, презирая "зубрил", сдавать экзамены на пятерки методом "кавалерийской атаки". Китайский же язык сделал меня педантичным.

Я стал похож на еврейского мальчика, которого учат играть на скрипке: не будешь пилить смычком по шесть часов в день - не продвинешься ни на шаг. После пяти лет обучения в институте и одиннадцати лет работы в Пекине моя бесшабашная русская натура обрела черты, которые обычно приписываются немцам, но еще более присущи китайцам: организованность, настойчивость, целеустремленность. Тот, кто ищет легких путей в жизни, не станет учить восточный язык.

Сложность китайской грамоты стала нарицательной. Владение иероглифической письменностью издавна служит в Поднебесной не только критерием образованности, но и ключом к карьере. Задолго до нашей эры китайский феодализм был по-своему демократичен. Все государственные должности заполнялись на конкурсной основе. Претенденты писали сочинения, состязаясь в знании классических конфуцианских текстов сначала в уездах, затем в провинциях и, наконец, в столице. Вместо заполнения анкет о нанимаемых судили по их почерку. Китайцы поныне считают каллиграфию зеркалом характера человека.

Чтобы выйти в люди, требовалось учиться прилежнее других. Образование издавна служило в Поднебесной главным и единственным каналом социальной мобильности. Не случайно, обращаясь к другому человеку, китаец вместо "господин" говорит "учитель" ("сяньшен"). До 1949 года 80 процентов китайцев не умели читать и писать. Работая в Пекине в 50-х, в годы революционного романтизма первой пятилетки, я застал множество массовых кампаний. Кроме уничтожения мух и воробьев среди них была и тотальная ликвидация неграмотности.

Ныне в Поднебесной насчитывается полтора миллиона учебных заведений, где учатся 260 миллионов человек, или каждый пятый житель. Всеобщим обязательным девятиклассным образованием охвачены районы, где проживает 90 процентов населения. А оно со времени провозглашения КНР более чем удвоилось. Примечательно и то, что если прежде в школу ходили лишь 15 процентов девочек, то теперь количество школьников и школьниц практически сравнялось. В стране все еще остается 170 миллионов неграмотных. Начиная осваивать китайскую грамоту, мы когда-то мечтали: вот если бы жители Поднебесной перешли на алфавит! Потом узнали, что иероглифика - связующее звено для провинций, которые говорят на разных диалектах. Когда пассажиры поезда Пекин - Шанхай спрашивают проводника: сколько продлится стоянка, тот чертит пальцем на ладони воображаемые иероглифы. Ибо слово "сы" на севере значит "четыре", а на юге - "десять".

Хорошо хоть, что Китай по примеру Японии ограничил до 1800 число иероглифов в газетных текстах. Но и это почти в двадцать раз больше, чем знаков в клавиатуре современного компьютера. Как же китайцы умудряются набирать тексты или слать сообщения с мобильного телефона, где кнопок еще меньше? К счастью, способы нашлись. Например, написать, как слово звучит, затем выбрать подходящий иероглиф из предложенных вариантов. И когда мой сосед в пекинском метро гибкими музыкальными пальцами набирает на мобильнике СМС, я убеждаюсь, что в Поднебесной скоро непременно появятся пианисты-виртуозы мирового класса.